|
|
|
|
||
|
||
|
|
||
| SEARCH | SUBSCRIBE | ||
|
Старая
дева
Нынче же
доживают
десять
старух и два
старика.
Рады любому
новому
человеку.
Сразу
семенят в огород
за луком, за огурцами,
несут в подоле
из одичавшего
сада яблоки.
У одной —
кошка, у другой —
коза, две-три
курицы. Как
живут? Чем
живут? Да сейчас
ещё
нехолодно… А зимой?
Дело
мужицкое Хутор
устроился
аккурат
напротив
Азова.
Добраться
сюда можно
лишь на собственной
лодке. В половодье
вода
поднимается
столь
высоко, что,
по словам
местных
жителей, «волна
бьёт в окно». Пробираясь
узкой
тропинкой
между рекой
и покосившимся
забором, мы повстречали
за деревенскими
огородами
старуху с косой.
—
Траву,
бабушка,
косить
будете? —
Сорняки,
милые, —
ответила
бабка,
поглядев на нас
прищуренными
глубокими
глазами. —
Тяжело? Дело-то
ведь
мужицкое. —
Разве
нетяжело!
Что
мужицкое —
полбеды.
Беда — годов-то
семьдесят
семь. Поправив
платок,
старуха
присела на скамеечку.
Баба Аня (а по паспорту
Анна
Давыдовна
Серьянова)
родилась в Петровском
и ни разу не покидала
свой дом. В её
владениях
остановилось
время.
Телевизора
нет, газет
она не получает.
Из современных
вещей —
только
крохотный
радиоприёмник,
подарок
сестры-азовчанки,
навещающей
её раз в сезон.
—
А что по радио
слушаете? —
поинтересовался
я. — Та не
включаю я радио.
Не понимаю,
о чём там
гутарят. …Весь
мир бабы Ани
заключён в четырёх
грядках,
родительской
хате да саманной
кухне с сараем
для угля. Она
покидала
свой хутор
лишь
однажды —
суровой
зимой 1994-го,
когда от холода
пряталась у брата
в Азове. Книжек
она не читает.
И об
окружающем
мире знает
мало. —
Кто у вас
тут
начальник? — А почём
мне знать. —
А страной
кто правит? — Та кто
его знает… Телевизор
покупать
никогда не хотела.
Говорит,
дело
греховное.
Только лик
Божий
лицезрения
достоин. Две
старушки
вечерком… По вечерам
к ней
приходит
соседка,
Елена
Арсентьевна,
почаёвничать
и душу
излить. У каждой
была своя
жизнь, а старость
собрала их под
одной
крышей. И живут.
Всё опрятно,
ухожено,
прибрано. На окошках
занавески,
на саманных
стенах
застеклённые
рамки с фотографиями.
На кухне, на чистом
столе,
самовар,
горка
целебных
трав. В открытое
кухонное
окно виден
Дон. Старухи
садятся у самовара
и заводят
неновый
разговор о былом.
Баба
Лена
печалится:
сорок дней,
как
похоронила
мужа. Гроб
переправляли
на лодке
через Дон в хутор
Узяк. Можно
было
похоронить
здесь же, в Петровском,
но старухи
опасаются,
что в весеннее
половодье
могилу
размоет
талая вода. Баба
Аня в очередной
раз слушает
её историю.
У самой
Анны мужа
никогда не было.
И не
влюблялась
она ни разу.
Родилась
первой в семье.
И до сорока
лет нянчила
младших
братьев и сестёр,
которых
было
бесчисленное
множество.
Всех
разбросало
по свету, а она
осталась.
Одна. В просторном
доме. Старуха
немногословна,
но дело
своё знает.
На закате
мы прощались
с ней. Она
проводила
нас до калитки,
а сама
взяла
грабли и вновь
пошла в огород.
Её отец в далёкие
годы, когда
хутор
Петровский
шумел и процветал,
любил
повторять: «Умирать
собирайся, а рожь
сей».
|
